Историк Михаил Барятинский утверждает: «В операции «Цитадель» приняли участие 196 танков. Боевой дебют их не был удачным - только по техническим причинам из строя вышли 162 «Пантеры». Из-за нехватки тягачей немцам удалось эвакуировать лишь небольшое число танков, 127 машин остались на территории, занятой Красной Армией, и оказались потерянными безвозвратно». Генерал Гейнц Гудериан, в 1943 году  - инспектор танковых войск Германии, впоследствии вспоминал: «С 10 по 15 июля я посетил оба наступающих фронта, сначала южный, потом северный, и уяснил себе на месте в беседах с командирами-танкистами ход событий, недостатки наших тактических приемов в наступательном бою и отрицательные стороны нашей техники. Мои опасения о недостаточной подготовленности танков «Пантера» к боевым действиям на фронте подтвердились».


Ну, как запомнились первые бои «Пантер» тем, кто в них воевал? Курт Гечманн  - один из тех, кому довелось вести «Пантеру» в первые бои. К 1943 году он успел накопить определенный  боевой опыт. Весной 1941 года участвовал в боях в Югославии и Греции в качестве радиста танка Т-III. В России в октябре 1941 года стал командиром танка T-III. Назначен был на эту должность «вследствие потерь личного состава». Участвовал в наступлении на Москву, в конце ноября 1941 года под Клином был ранен осколком в голову, затем эвакуирован в Германию, где после выздоровления продолжал служить в запасных частях.


«Самый совершенный» танк вермахта? 


Но затем  ему пришлось возвращаться на фронт:


«К началу 1943 года я был вновь призван годным к несению службы в действующей армии. Чтобы не оказаться в совершенно незнакомой части, мы с несколькими солдатами попросились в формируемый в тот период на полигоне Графенвёр танковый батальон. Командиром роты оказался уже знакомый мне по 3-му танковому полку оберлейтенант Лангхаммер. И уже 12 января 1943 года я был зачислен в 4-ю роту 51-го танкового батальона, то есть, в боевую часть. Я был назначен командиром танка во второй танк 1-го взвода. Командиром батальона был гауптман Майер. Батальон вместе с 52-м танковым батальоном вошел в состав танкового полка «Фон Лаухерт». 


Этот полк был первым, куда на вооружение поступили новейшие танки «Пантера» - всего примерно 45 танков на батальон. На тот период «Пантера» была самым совершенным танком из всех имевшихся на вооружении в вермахте. И мы очень гордились, что нам выпала честь служить на такой машине. Естественно, всем нам пришлось переучиваться. И, кроме того, устранять мелкие технические недочеты…
В середине апреля 1943 года нас перебросили во Францию на полигон в Мейи-ле-Шан для продолжения отработки навыков вождения танков «Пантера». Но уже в начале мая отозвали без техники снова в Графенвёр.


Оттуда нас (меня и еще 10 человек) откомандировали в Берлин получать технику. Танки предстояло получить на заводе № 5…  Дней через пять мы погрузили полученные танки на железнодорожные платформы и отправились в Графенвёр. После устранения мелких неисправностей батальон погрузился с техникой на платформы и 25 июня 1943 года через Дрезден, Бреслау, Каттовиц, Брест, Минск, Гомель и Сумы проследовал до района Богодухова. 1 июля своим ходом мы проследовали в район сосредоточения под Тамаровку. Надо сказать, что в ходе марша выяснилось, что «Пантера» все же «сыровата» для боевого применения – двигатель перегревался, выходили из строя тормоза».


Прямо скажем, утверждение о том, что «на тот период «Пантера» была самым совершенным танком из всех имевшихся на вооружении в вермахте» выглядит весьма спорным. Сам же Гечманн подчеркивает: «Пантера» все же «сыровата» для боевого применения». Не рановато ли было гордиться честью служить на такой «сыроватой» машине?


 Сломался карданный вал 


Вот как он на ней воевал: «5 июля началась крупномасштабная наступательная операция «Цитадель», целью которой был возврат захваченного противником Курска. Наш батальон в составе танкового полка «Фон Лаухерт» был подчинен 10-й танковой бригаде. А та, в свою очередь, входила в состав танковой дивизии «Великая Германия» (4-я танковая армия, группа армий «Юг»). Первые оборонительные позиции противника были прорваны относительно легко, взято несколько населенных пунктов. В первом бою был ранен командир роты Лангхаммер, командование ротой принял мой командир взвода лейтенант Вайнмайер. Уже на второй день сопротивление русских усиливается. В особенности много проблем доставляют советские противотанковые орудия. Нам все же удается выйти на стратегическую высоту и овладеть Друбово. На следующий день, то есть 7 июля выходит из строя мой танк. Ночью мы стояли на передовой позиции, перед горкой. Утром мы должны были вернуться на дорогу, и наступать дальше. Когда мы хотели ехать назад, водитель сказал по радио, что танк сломался, задняя передача не работает. Я посоветовал, переключиться на переднюю передачу, чтобы развернуться, но передняя передача тоже не включилась. Мне стало понятно, что сломался карданный вал. Я связался с танком, который стоял за мной, им командовал унтер-офицер Айзеляйн, и попросил вытащить меня на дорогу. Пока он меня буксировал, в корму попал снаряд и танк загорелся. При этом погиб водитель, сидевший в танке. Танк сгорел и больше я в наступлении участия не принимал. Мы путешествовали на машинах снабжения роты».


5  июля начинается наступление, а уже 7 июля «Пантера» выходит из строя по техническим причинам, ее советские артиллеристы подбивают при транспортировке. Это повод для гордости своей машиной?


Я куда-то стрелял 


Дальше все продолжалось почти в том же стиле: «Командование вынуждено было прекратить 15 июля проведение операции «Цитадель» в виду упорного сопротивления русских. Наш батальон изымают из подчинения танкового полка «Фон Лаухерт» и перебрасывают в район Тамаровки. 18 июля 1943 года оставшиеся «Пантеры» передаются 52-му танковому батальону, а нас без техники направляют через Сумы в Брянск. Мы разбиваем лагерь в одном из близлежащих лесных массивов. Это своего рода пополнение личным составом. Постоянно идут дожди, обмундирование не успевает просохнуть.


Сюда же прибывают новые танки «Пантера», а также боевое пополнение из Германии. Я получаю новую машину…  Несколько дней спустя наш батальон перебрасывают в район Карачева. Часть подразделений участвуют в боях, часть оставлены в резерве, в том числе и наше подразделение. Мне всегда везло. 5 августа железнодорожным транспортом нас отправляют в район Ахтырки северо-восточнее Харькова. По прибытии сразу же после разгрузки нас бросают в бой. Идут ожесточенные оборонительные сражения. Командир роты попадает в плен к русским, лейтенант Вайнмайер снова принимает командование ротой…  Боевые действия под Ахтыркой обернулись ожесточенными оборонительными боями. В роте было всего 5 танков, которые распределили в пять взводов по одному танку в каждый. Как только нас выгрузили, мы немедленно пошли в бой. Там были очень тяжелые бои, там мы многих потеряли. Во время одного из таких боев у меня с головы вдруг сорвало наушники. Люк был открыт, и после недолгих поисков я обнаружил в танке солидных размеров осколок мины – он и сорвал наушники…  Я куда-то стрелял, по мне стреляли противотанковые пушки, но я непосредственно не видел, чтобы я кого-то подбил…  Наш танковый батальон во взаимодействии с танковым полком «Великая Германия» под командованием полковника граф Штрахвица без поддержки каких-либо других подразделений получил приказ атаковать позиции русских. Противник же так зарыл в землю свои танки, что были заметны лишь вспышки от выстрелов орудий. Иными словами, идентифицировать цель было крайне затруднительно. После того, как мы понесли существенные потери, нам было приказано отойти. При отходе мой танк попал под огонь противотанкового орудия. Один из снарядов угодил в командирскую башенку, но отрикошетировал, правда, серьезно повредив смотровую щель. Еще один снаряд попал в кормовую часть – разрывом вспороло сварной шов между передней бронеплитой и боковым бронированием. Наши ремонтники сразу заявили, что сделать ничего не могут. Поскольку машина была в полном порядке, если не считать этих двух попаданий, я участвовал еще в нескольких операциях. Когда мы в конце августа были в Полтаве, мой танк и еще одна машина были погружены на железнодорожные платформы для отправки в Германию. На этом моя карьера командира танка закончилась».


В танке в очках было плохо


Надо отдать должное Гечманну -   он не пытается приукрасить свои боевые успехи. Не видел, чтобы попал,  и все тут. Тем более для этого была очень веская причина: «У меня после ранения было довольно плохое зрение. Я должен был носить очки, но в танке в очках было плохо. В нормальной ситуации я не должен был бы воевать в танке, но у нас не было выбора, была нужда…».


Возникает, правда, вопрос - неужели настолько сложно было подобрать кандидатуру командира «Пантеры» с нормальным зрением? Ведь не в разгар боев его на эту должность поставили, а еще во время пребывания батальона в Германии, в спокойной небоевой обстановке.
Понятно, что к  1943 году личный состав танковых (равно как и других) войск Германии был изрядно подвыбит. Критерии отбора танкистов по состоянию здоровья стали более «гибкими». Но не настолько же, чтобы командиром нового танка, которому предстоит участвовать в решающем сражении, назначать человека, коему после ранения очки требуются? Так или иначе, не получилось у Курта Гечманна на новом танке стать грозой советских танкистов. Его воспоминания -  тому наглядное подтверждение. «Пантере» еще только предстояло стать  очень серьезной боевой машиной после излечения «детских болезней», выявившихся в боях на Курской дуге…


Максим Кустов