Победный таран

«Всё горело – потрясающая картина! - с варварским восторгом вспоминает свои бомбёжки на Восточном фронте германский ас Манфред фон Рихтхофен в книге «Красный истребитель» (по цвету своего «фоккера»). - Русские планировали наступление, и вокзал (ст. Маневичи - Л. Ж.) был забит поездами. Наступило радостное предвкушение бомбёжки…» Чем могли защитить войска и мирных жителей русские лётчики, поначалу летавшие на безоружных французских «моранах» и «ньюпорах»?

Получавшие от военного ведомства России необъяснимый отказ в вооружении русской авиации – «по инструкции не положено»? Отгоняли бомбёров пальбой из пистолетов, пугали столкновением, в бессилии грозили кулаком… Ещё в августе 1914 г. штабс-капитан Пётр Нестеров, всемирно знаменитый своей мёртвой петлёй, впервые в мире решился на смертельно рискованный приём – сразил австрийский «альбатрос» таранным ударом. И – погиб… Но трагическую печать смерти с рискованного приёма снял 1 апреля (по нов. ст.) 1915 г. ротмистр Александр Казаков: свалил с неба «альбатрос» нестеровским «чирканьем» колёс сверху, и - приземлился на своём аэродроме.

Советская официальная история замалчивала этот второй, победный таран, так как Казаков в 1918 г. перешёл из Красной Армии, из-под начала Л. Троцкого, в сформированный англичанами в Архангельске Британо-Славянский корпус.

 

 

Советская история замалчивала само имя Казакова, на счету которого 32 (17 личных и 15 групповых – Ред.) победы в небе Первой мировой войны – первое место среди русских асов.

Зарубежная - описывала диковинное приспособление, каким сбил, ещё до тарана, 5 самолётов врага русский ас. При этом делая ошибки в фамилии, уменьшая число побед. Так, в мини-энциклопедии Д. Прюнье «Великие лётчики» сообщается: «Казабов Александр. Русский ас 1915 г. (позднее обладатель 17 побед), придумавший оригинальный способ отправки на землю своих врагов: со своего «морана» он спускал на верёвке якорь, которым отрывал крылья у самолётов противника». Алексей Шиуков, русский лётчик и авиаконструктор, только в конце Великой Отечественной, в боях которой более 500 советских пилотов сразили врага тараном, смог опубликовать в журнале «Вестник воздушного флота» свои воспоминания о неустрашимом и изобретательном Казакове, о первом его воздушном бое: «Нагнав немецкий самолёт, он выпустил «кошку» и зацепил её лапой крыло вражеской машины. Но против ожидания, трос не сразу сорвался, и обе машины оказались как бы связанными между собой. Германский лётчик с «кошкой» в теле стал падать и тянуть за собой самолёт Казакова. И только самообладание помогло ему несколькими движениями сорвать трос, отцепиться от врага и пойти на посадку».

В воспоминаниях командира авиаотряда, есаула В.М. Ткачёва, опубликованных лишь в постперестроечное время, воспроизведён доклад ротмистра Казакова о шестом поединке, закончившемся тараном: «Но проклятая «кошка» зацепилась и болтается под днищем самолёта. Два фронта – сорок тысяч глаз, русских и немецких, смотрят из окопов! Тогда я решил ударить «альбатрос» колёсами сверху, - продолжал доклад невозмутимый Казаков. - Недолго думая, дал руль вниз. Что-то рвануло, толкнуло, засвистело… в локоть ударил кусок от крыла моего «морана». «Альбатрос» наклонился сначала на бок, потом сложил крылья и полетел камнем вниз. Я выключил мотор – одной лопасти на моём винте не было. Начал планировать… потерял ориентировку и только по разрывам шрапнелей догадался, где русский фронт. Садился, парашютируя, но на земле перевернулся. Оказывается, удар колёсами был настолько силён, что шасси было вогнуто под крылья».

Эффект таранных ударов, взятых на вооружение лишь советскими лётчиками для двух случаев: если кончились патроны или если отказало бортовое оружие, оказывал поражающее психологическое воздействие на противника. Гитлеровским асам, например, с осени 1941 г. рекомендовалось не подходить к нашим истребителям ближе 100 м - во избежание тарана. А в 1915-м, после тарана Казакова, германское командование назначило особую премию за уничтожение «русского казака». Один из сбитых им немецких пилотов сообщил, что, вернувшись из плена будет с гордостью рассказывать: его сразил «сам русский Казак».

За таранный поединок Казаков был произведён в штабс–ротмистры, награждён высокочтимым в России крестом ордена Святого Георгия Победоносца и Георгиевским оружием – клинком с надписью «За храбрость».



Ордена положено обмывать, но ас асов, как стали называть героя, удивлял сослуживцев отказом от спиртного: «Голова лётчика должна быть ясной, особенно на войне».

…Подробная биография Александра Казакова была впервые воссоздана Всеволодом Ивановичем Лавринцом-Семенюком, лауреатом Ленинской премии, Героем Социалистического труда и многих других высоких наград – «за выдающиеся достижения в создании образцов ракетной техники и обеспечении успешного полёта Юрия Гагарина в космическое пространство». Поклонник культа бесстрашия, он в преклонные годы стал публиковать очерки о первых русских лётчиках. Приходило множество отзывов. Из Эстонии была получена посылка от выпускника Гатчинской авиашколы Эдгара Меоса, воевавшего в Первую мировую во Франции в составе знаменитой авиагруппы «Аист», и сбившего знаменитого немецкого эксперта (на французском и русском – аса) К. Менкгофа. Оказывается, Меос публиковал в Эстонии в 30-е гг. ХХ в. свои очерки о Казакове по материалам книги «Разбитые крылья», написанной и изданной в Германии сослуживцем Казакова по Британо-Славянскому корпусу – Александром Матвеевым.

«Летал Александр Казаков много… смело, уверенно и, как говаривали солдаты, всегда радостно, - вспоминал в своей книге Александр Матвеев. – Его боготворили. Когда наш командир проходил, все расступались, давая дорогу и козыряя высокому худощавому штабс-ротмистру… Голубоглазый блондин с молодецкими усами казака и нежным лицом юноши. Кожаная куртка, фуражка с цветным околышем, золотые погоны с чёрными знаками лётчика…

«Говорите правду!» - требовал он от подчинённых… Перед взлётом осенял себя крестным знамением и уверенно командовал: «От винта!».



В пору Брусиловского прорыва Казаков стал командиром малочисленного, но отважного первого отряда лётчиков-истребителей, летавших на новеньких, вооруженных, наконец-то, пулемётами «ньюпорах». «Действиями первой боевой группы Казакова в сентябре 1916 г. было ПОЛОЖЕНО НАЧАЛО ОРГАНИЗОВАННОГО ПРИМЕНЕНИЯ ИСТРЕБИТЕЛЬНОЙ АВИАЦИИ, - пишет В. Ткачёв, формулируя далее особенности тактики русской истребительной группы. - Здесь впервые появилась групповая тактика, и определилось значение господства в воздухе. Интересно подчеркнуть, что под Луцком в сентябре 1916 г. повторилось примерно то, что произошло в феврале того же года под Верденом: наша истребительная авиация полностью обезопасила тылы русских войск в районе Луцка от ударов с воздуха».

Тактика, выработанная Казаковым, на десятилетия вперёд определила приоритеты русской истребительной авиации: в отличие от германской, предпочитающей личные победы над самолётами противника, наши соколы считали своим приоритетом прикрытие войск и их тылов от налётов. Казаков, по воспоминаниям Матвеева, досадливо отбивался от поздравлений за очередную победу: «Ничего не понимаю! Что за поздравления? К чему? Вы ведь знаете, что я с предрассудками: не люблю считать свои победы».

Ас учил молодёжь высчитывать еще на земле подходы к вооружённому аэроплану с выгодной для себя позиции, вести атаки со стороны солнца, невзирая на огонь врага. Бывал ранен, но каждый раз легко – судьба хранила. «Обычно Казаков шёл на противника с твёрдым решением не сворачивать никуда в сторону, - свидетельствует А. Шиуков.- На предельной скорости сближения давал короткую пулемётную очередь и чаще всего сражал пилота… повторял атаку до тех пор, пока противник не был сбит или принужден к бегству».

…Боевой дух войска, который и созидает победу, истощился с обеих сторон к концу лета 1916 г. Через окопы летал от одной стороны к другой и обратно вопрос: за что воюем? Зачем убиваем друг друга? Ответ знали царствующие особы, но хранили в тайне. Кайзер Вильгельм лишь завесу приоткрыл, обмолвившись: «Если б народы знали причины войн, вряд ли бы стали воевать».



После вынужденного отречения царя Николая II авиагруппа Казакова продолжала сражаться. Но и авиацию постиг развал воинской дисциплины после известных приказов Временного правительства, введённая выборность командиров...

Многие фронтовики, от высших чинов до нижних, переходят на службу в создаваемую Красную Армию. Вокруг бывшего начштаба и главкома Северного фронта генерала М.Д. Бонч-Бруевича, ставшего начштаба Верховного главнокомандующего Красной Армии, – сотни военных чинов, наслышанных о знаменитом русском асе. Его, приехавшего в Петроград, определяют военспецом – помогать в организации Красного воздушного флота. А он-то хочет летать, как летают боевые товарищи - Бабушкин, Бруни, покоритель штопора Арцеулов…

«Но «демон революции» Л. Троцкий не доверял бывшим офицерам, - пишет Александр Матвеев, - считал, что «эти орлы» хотят сделать «красный флот» белым, и в оскорбительной форме отказал Казакову в возвращении в небо».



А вскоре объявившийся в Питере лётчик Сергей Модрах сообщил о вербовке англичанином сэром Хилем русских лётчиков в Британо-Славянский корпус, формируемый в Архангельске, для переброски во Францию, чтобы продолжить войну с немцами. «Казаков колебался, - вспоминает со слов аса Матвеев. - Но Модрах его уговорил».

На вопрос русских авиаторов, когда их отправят на европейский театр войны, последовал ответ командира корпуса полковника Моллера: «Где большевики, там и немцы. Зачем вам ехать их искать? Воюйте здесь». Определили аэродром – в селе Двинской Березник. Быстро переобучили летать на морских лодках «сопвичах». В боях несли большие потери. У аэродрома выросло печальное кладбище погибших лётчиков с пропеллерами на могилках.

В январе 1919 г. Казаков встретил над Северной Двиной грозную летающую лодку русского авиаконструктора Д. Григоровича - «девятку», облившую «сопвич» свинцом. Казаков по привычке ответил – и сбил… Эдгар Меос со слов Матвеева объясняет: «Сбив летающую лодку Красного воздушного флота, он окончательно перекрыл себе путь возвращения в Советскую Россию». А ведь перебежавшего к красвоенлётам поручика Аникина приняли, летает…

Летом 1919 г. интервенция выдохлась, Русская авиагруппа получила предложение отбыть в Англию в составе корпуса. Согласились немногие, начав срочно учить английский язык. Другие решились с экспедицией Б.В. Вилькицкого, снаряжённой советским правительством для изучения Северного морского пути, но получившей от белогвардейцев приказ доставить груз Колчаку, двинуть с полярниками.

1 августа 1919 г. Модрах с Белоусовичем уходили на пристань. «Я провожу вас на «сопвиче», - будто озарённый какой-то мыслью, молвил Казаков. У летающей лодки возился механик в новой кожаной куртке. «Опять - обновка? - спросил командир. «Чужая, англичане подарили перед отъездом».

Свидетелю этого разговора Александру Матвееву врезались в память последние слова командира: «Чужая…Да, всё здесь чужое. Аэропланы, ангары, даже форма на мне… Только вот земля ещё наша… Выводи!»

Сорвал стебелёк травы, кусая его, о чём-то напряжённо думал. Перекрестился по обыкновению. Взлетел. От уплывавшего по течению парохода с боевыми друзьями стелился тонкой змейкой дым. Казаков поднялся ещё выше… Вдруг резкий поворот… Камнем полетел «сопвич» вниз, Треск… Пыль… Тишина… Только слышно, как трещат кузнечики в траве».

Не веря в самоубийство православного лётчика, друзья посчитали, что от отчаянной безысходности у него разорвалось сердце. Похоронили на кладбище в Березнике, под двумя крест-накрест сколоченными воздушными винтами.

Могила не сохранилась. Но какая-то высшая сила не даёт стереть со скрижалей истории имена русских героев…