25 октября 1942 года в родительском доме Александра Васильевича Суворова в новгородском селе Кончанском открылся единственный дом-музей полководца на незанятой врагом Русской земле. Первыми его посетителями были солдаты и офицеры Волховского фронта. С именем прославленного полководца они уходили в бой.
Этот скромный одноэтажный «полудомик» фельдмаршал А. Суворов покинул более двухсот лет назад, отправившись отсюда в свой самый трудный и самый славный военный поход. Но время будто обходит этот дом стороной. В маленьких светлых комнатах все так же пахнет печным теплом и чисто вымытыми полами, все так же зеленеют за окнами клены и липы разросшегося парка, который Суворов сам когда-то заложил. Кажется, вот-вот скрипнет входная дверь и на крыльцо, слегка припадая на больную ногу, выйдет в одном канифасовом камзольчике бодрый, подтянутый старик.
Окинув взглядом людей, столпившихся у входа, жестом пригласит всех в дом, велев «непокорливому и нетрезвому» камердинеру Прошке угостить озябших с дороги гостей рюмкой водки, присовокупив к оной кусок ржаного хлеба с мелко нарезанной редькой. Иному привыкшему к столичному шуму барину и впрямь могло тогда показаться, что здесь, в этой провинциальной тиши, действительно кончается свет и начинается угрюмое царство топей, болот да глухих непроходимых лесов.
И для опального фельдмаршала, оставшегося здесь на старости лет без войска, без боевых товарищей, без привычных гарнизонных забот, препровождение в Кончанское было не просто концом славной карьеры и негласной ссылкой, а своего рода заточением в глушь. Девять месяцев прожил здесь Суворов под неустанным надзором сперва премьер-майора Алексея Львовича Вындомского, а затем коллежского асессора Юрия Алексеевича Николева, писал век спустя полковник Генерального штаба Дмитрий Аничков.
Строгость надзора доходила до воспрещения фельдмаршалу даже кратковременных отлучек к соседям. Неусыпный и надоедливый надзор тяготил Александра Васильевича, и он, как мог, противился ему, горько иронизируя и над собой, и над своим усердным соглядатаем. «Я слышал, ты пожалован чином, сказал он, встретив както в деревне Николева. Правда, и служба большая, продолжай так служить, и еще наградят». «Сего числа приехал ко мне коллежский советник Николев, жаловался Суворов потом в письме к Павлу I. Великий монарх, сжальтесь, умилосердитесь над бедным стариком, простите, ежели в чем согрешил». Письмо осталось без ответа, а Николев по-прежнему в своих донесениях не пропускал ни единой мелочи, даже такой курьезной, как, к примеру, эта: «Суворов встал ночью, споткнулся в сенях о собаку и немного зашибся».
Донесения ложились на стол новгородскому губернатору Митусову, тот в свою очередь отсылал их в Петербург на имя генерал-прокурора князя Куракина, который докладывал потом обо всем Павлу I. Императору хотелось проучить строптивого полководца, несогласного с монаршими реформами на прусский лад. Но и ему в конце концов наскучила эта игра в подозрительность, и он, щедро вознаградив Николева, распорядился снять со стареющего фельдмаршала столь унизительный надзор. Жизнь Суворова прошла на виду. Детально описаны все выигранные с его участием сражения, все военные кампании и походы. Но никто и никогда так подробно и методично, как в те ссыльные годы, не фиксировал день за днем его частную жизнь, протекавшую в деревне среди прибывших с ним отставных солдат, крестьян и соседей-помещиков. Дотошные в своем усердии надзиратели, сами того не ведая,
дополнили образ прославленного полководца живыми человеческими чертами и вечно ускользающими от взора историков житейскими пустяками. И тем кончанский музей счастливо отличается от всех других суворовских музеев. Скуки Суворов не выносил, а длиннот избегал всюду, где только это было возможно: в приказах, донесениях по службе, в «Науке побеждать»… Маленький, тщедушный, он был чрезвычайно подвижным, скорым на любое дело. Не любил подолгу сидеть за письменным столом и даже от любимых книг время от времени отрывался, вскакивал со стула и принимался ходить из угла в угол, слегка подволакивая раненую ногу, обутую для удобства в домашнюю туфлю. Так и по деревне ходил: одна нога, как полагается, в сапоге, другая в туфле. Мундир с орденами, но без знаков различия, носил только по праздникам. В обычное время разгуливал в одной рубахе с «аннинской» лентой на шее. Освободившись от надзора, Суворов вздохнул свободнее.
Чаще стал ездить к соседям, охотнее принимал у себя гостей, бывал на деревенских свадьбах и крестинах. Но раз и навсегда установленного распорядка не менял. По-прежнему обливался по утрам холодной водой, много читал, каждодневно упражнялся в языках, коих знал не менее восьми. С карелами, в основном населявшими деревню, говорил по-карельски. Гортанной турецкой речью пугал и смешил деревенских мальчишек. Написанные на немецком и французском труды по военной истории читал легко и свободно.
Выписывал из Петербурга уйму разных изданий. По газетам и журналам внимательно следил за политической ситуацией в мире. В Европе тем временем разворачивались военные приготовления. Россия, обеспокоенная завоевательными походами Наполеона, вместе с Англией и Австрией вошла в антифранцузскую коалицию, в которую кроме них вступили преследовавшие свои интересы Турция и Неаполь. Театром военных действий предстояло стать Северной Италии и Швейцарии, захваченным войсками Французской Директории. Для ведения войны формировалась русско-австрийская союзная армия, во главе которой по предложению англичан должен был встать не кто иной, как отставной фельдмаршал Суворов, как раз в ту пору певший в деревенской церкви. Александр Васильевич Суворов не проиграл ни одного сражения. А знаменитый Итало-швейцарский поход против войск Французской Директории, который он возглавил под занавес своей замечательной жизни, принес ему такую славу, какая редко выпадала на долю самых известных полководцев мира.
Полный титул светлейшего князя Италийского, графа Российской и Римской империй, генералиссимуса российских сухопутных войск и прочая, и прочая занимал после этого похода целую страницу убористого текста. К концу Альпийского похода фельдмаршал Суворов был овеян такой невероятной славой, что всюду нарасхват шли его портреты, которых, конечно же, не хватало на всех. Какой-то предприимчивый лавочник продал неискушенному покупателю вместо требуемого им Суворова пылившийся без дела портрет первого президента Соединенных Штатов Америки Джорджа Вашингтона. Благо тот тоже был в мундире с шитьем и при орденах. Как долго красовалась в квартире суворовского поклонника столь беззастенчивая подделка (она хранится теперь в Государственном мемориальном музее А. В. Суворова в Санкт-Петербурге), а также кем и когда была разоблачена, установить теперь невозможно. Как невозможно установить и пределы славы увенчанного множеством орденов и званий генералиссимуса, превыше всех наград почитавшего доброе имя, которое, как он справедливо полагал, «должно быть у каждого честного человека». «Лично я, не уставал повторять он, это доброе имя видел в славе своего отечества и все успехи свои относил к его благоденствию». «Я был отрезан и окружен, писал в своих донесениях Суворов, ночь и день мы били противника с фронта и тыла, захватывали у него его орудия, которые приходилось сбрасывать в пропасти за недостатком перевозочных средств, и он понес потери в четыре раза больше, чем мы.
Мы прорвались всюду, как победители…» С триумфом встреченный в Европе, Суворов вернулся в Петербург, но вскоре тяжко заболел и, проведя последние дни в доме своих родственников на Крюковом канале, достойно встретил свою мученическую кончину, «последовавшую мая 6-го дня 1800 года во втором часу пополудни». Художники-баталисты студии имени Грекова А. И. Интезаров, П. Т. Мальцев, Ф. П. Усыпенко в мае 1975 года завершили многолетнюю работу над диорамой «Альпийский поход А. В. Суворова», которая в том же году была открыта для посещения в каменной церкви Св. Александра Невского, построенной в селе Кончанском взамен деревянной. В канун двухсотлетнего юбилея Альпийского похода Суворова военнослужащие Боровичского учебного центра Санкт-Петербургского военно-топографического института имени генерала армии А. И. Антонова почти неотлучно находились на территории суворовской усадьбы. По сохранившимся рисункам и чертежам они восстанавливали суворовскую баньку, каретный сарай, кухмистерскую, деревянную церковь. Параллельно со строительством велись работы по благоустройству усадебного парка и заросшей лесом горы Дубихи, где находится знаменитая суворовская светелка, которую в свое время восстанавливали солдаты Ленинградского военного округа.
И к ней, и к колодцу, из коего Александр Васильевич любил испить чистой ключевой водицы, ведут посыпанные щебнем дорожки. …Каких только гостей ни принимал музей за долгую свою историю! Но самыми желанными всегда были солдаты и офицеры Советской и Российской армии. С них началась воинская служба скромного суворовского «полудомика», в котором до того располагалась деревенская почта. С ними дружба продолжается по сей день. Армия всегда помогала музею, а музей армии.
Владимир КРАСНОВ.
