Владимир Ульянов (Ленин)

Всем, кто берется судить о Владимире Ильиче Ульянове (Ленине), хотелось бы посоветовать внимательно прочесть — и крепко подумать над ним — стихотворение Юрия Кузнецова, самого, может быть, великого русского поэта конца ХХ века:

Хотя страна давно его отпела
На все свои стальные голоса,
Но Мать/Земля не принимает тела,
А душу отвергают небеса.
Два раза в год душа его томится:
В трибуну превращается гробница,
Самозабвенно движется поток,
Его портреты мимо проплывают…
Стоящим на трибуне невдомек:
Чей прах они ногами попирают.

Действительно — чей? Гения, осчастливившего человечество? Или злодея, каких свет не видывал? Поэт не дает однозначного ответа-утверждения, он заставляет задуматься: кто он, этот человек, вошедший в историю планеты как Владимир Ильич Ленин.

Бесспорно лишь одно — влияние его на судьбы мира огромно, и после возглавленного им социального эксперимента по переделке народов одной шестой части земной суши, его попытки строительства самого справедливого государства и общества весь ХХ век на планете прошел под знаком ленинских идей переустройства мира.

Поэтому до сих пор, несмотря на крушение заложенного им на территории бывшей Российской империи государства — Союза Советских Социалистических Республик, — миллионы людей планеты считают его гением. А многие другие миллионы проклинают его как узурпатора законной власти в результате насильственного переворота, развязавшего кровавую гражданскую войну, установившего режим террора и жесткого идеологического контроля над самими мыслями людей, спровоцировавшего социальные революции в ряде государств Европы, Азии, Латинской Америки, Африки.

Одни считают, что Ленин установил самое свободное и демократическое государство в мире, другие — что он подавил ростки демократии, обещавшие расцвет после падения царского режима и прихода к власти всенародного избранного Учредительного собрания. Одни считают, по традиции преподавания в школах и вузах СССР, Ленина величайшим философом, развившим и применившим на практике идеи столь же гениального Карла Маркса.

Другие — вообще не признают как философов ни того, ни другого, сравнивая с мыслителями мировой величины во всей истории планеты. В лучшем случае, признают Ленина как гениального политика, сумевшего оказаться в нужное время и нужном месте, чтобы добиться абсолютной власти в России и повлиять на судьбы всей Земли. Оставим читателя самому искать собственный ответ на эти и другие вопросы и постараемся по возможности беспристрастно, не становясь однозначно ни на ту, ни на другую точку зрения, поразмышлять над фактами биографии Владимира Ильича, над причинами тех или иных событий его жизни. Книг и статей о нем написано так много, что все даже и не перечислить. Одни и те же факты перетолковываются по-разному различными авторами, а то одними и теми же — но в разное время…

Родился Владимир Ульянов в семье чиновника губернского масштаба, попечителя гимназий Симбирской губернии Ильи Ульянова в городе Симбирске, который с 1924 года и до сих пор называется Ульяновском. И сразу возникают вопросы: как возник этот провинциальный брак простого чиновника, пусть и выслужившего непорочной службой потомственное дворянство, с Марией Александровной, в генах которой смешались гены шведские, немецкие и даже, по отцу Бланку, еврейские.

По слухам, она была даже фрейлиной при дворе императрицы Марии Федоровны, супруги царя Александра III. Мезальянс? Необыкновенная любовь, непонятно где и как возникшая? И как могла простая дворянка из дальнего Симбирска пробиться на прием к царю, в покушении на жизнь которого участвовал ее сын Александр? Положим, государи на Руси бывали более доступны, чем нынешние правители, но все равно требовалась хоть какая-то протекция. История с Александром Ульяновым противоречива — и красива по-своему, благородством, проявленным с той и другой стороны. Зачем надо было одаренному человеку, будущему ученому, ввязываться в подготовку террористического акта? Но дальше… Ведь Александр Ульянов мог, после визита Марии Александровны к царю, получить помилование — ему всего лишь надобно было написать прошение об этом. Казалось бы, формальный акт. Но Александр Ильич отказался от этого. Гордость? Благородство по отношению к товарищам, которым смертная казнь грозила неотвратимо? А что было делать царю: таким помилованием создавать прецедент для будущих цареубийц? Впрочем, вернемся к Владимиру Ильичу.

Слова его «А мы пойдем другим путем» со школьных лет врезались в память. Но помню и такие, заставившие задуматься о чисто личностных причинах великих потрясений, рассуждения: Ленин жестоко отомстил за казнь любимого старшего брата. Так жестоко, что уничтожена была почти вся царская семья. Понятно, что объяснялось это долгие годы только политическими соображениями, но все же никак не вяжется с обликом «самого человечного человека». Повторять широко известные факты о детстве Володи Ульянова, его учебе в гимназии и «пятерках» по всем предмета, в том числе и «по Закону Божию», о его исключении из Казанского университета, наверное, ни к чему. Думается вот о чем: ведь он же вырос на могучей русской реке Волге!

Наверное, певал вместе с другими студентами дивную песню на слова Языкова, рожденную во время заграничной учебы поэта: «Из страны, страны далекой, с Волги-матушки широкой, ради славного труда, ради вольности высокой собралися мы сюда…» И вместе с другими повторял: «Первый тост за наш народ, за святой девиз «Вперед!» И как же мог он потом рассматривать свой народ жертвенным топливом для разжигания всемирного революционного пожара? И почему такая ярая ненависть к православию (и религии вообще)? Как политический гений он, вероятно, должен был сделать вошедшее в плоть и кровь народа православие с его многовековыми традициями союзником своей власти, а не убежденным противником. Но Ленин призывал (в ныне широко известном закрытом письме соратникам в Политбюро) воспользоваться голодом в стране, чтобы покончить с богатствами церкви, уничтожать священников, не останавливаясь ни перед чем. Откуда такая непримиримость, такой воинствующий атеизм? Или это неотъемлемый признак любых революций? Бесовство? Ленин — признанный вождь революции, называемой социалистической. Да, он к ней призывал, он ее готовил. Понимая, что произойти она должна, по Марксу, в развитых капиталистических странах, которые сами растят своего могильщика — пролетариат. Ленин даже специальный научный труд посвятил развитию капитализма в России.

Но Россия-то оставалась преимущественно крестьянской страной. И хорошо известно, что Ленин, живя долгие годы в эмиграции, не очень-то надеялся дожить до революции социалистической, что для него неожиданностью стала даже революция буржуазная, Февральская. Но именно как гениальный политик он сумел воспользоваться ситуацией, «оседлать» гребень революционной волны, перехватить власть, буквально выпавшую из рук бездарного Временного правительства. Ему ставят в вину связь с германскими деньгами и пресловутый предательский Брестский мир. Впрочем, теперь появились очень доказательные труды (например: Николай Стариков «Кто финансирует развал России? От декабристов до моджахедов»), где прослеживаются интереснейшие закономерности.

А именно совпадения по времени вплоть до нескольких дней, свидетельствующие о том, что всплески революционной энергии прямо зависят от внешнеполитических событий. И всегда такие всплески выгодны одной стране, долгие годы слывшей сверхдержавой, исконной сопернице Российской империи. Сопернице, у которой спецслужбы работали с такой аналитической глубиной и точностью, что куда там Шерлоку Холмсу или Джеймсу Бонду, придуманным в той же стране. Теперь, правда, сама эта страна уступила статус сверхдержавы своему же, по сути, детищу — США, основу которых составляли исторически англосаксы. Но все претензии на верховенство в мире остаются, как и методы достижения этого. В частности, Н. Стариков анализирует финансовые источники, позволявшие российским революционерам, начиная от Герцена, спокойно развивать в тиши уютных заграничных кабинетов и кафе свои идеи развала и гибели Государства Российского. И не только сочинять теоретические труды, но и наводнять Россию «Колоколами», «Искрами», да и просто листовкамипрокламациями.

А затем и оружием, динамитом для самодельных бомб — доставляемых целыми пароходами! «Откуда дровишки», разжигающие пожар на родной земле как раз в очередные трудные времена? Автор въедливо докапывается до отнюдь не подземных источников благосостояния «профессиональных революционеров», то есть идейных, но хорошо оплачиваемых врагов государства. И развенчивает утверждения советских историков, называющих то «пожертвования» самих капиталистов, вроде Саввы Морозова и фабриканта с Пресни Шмидта, то «экспроприации» (попросту — грабеж) банков, которыми особенно прославился легендарный Камо, то «партийные взносы», когда и членов партии-то можно было пересчитать чуть не по пальцам. Не сходятся дебет с кредитом, масштабы таких «инвестиций» в революционные потрясения не те: гигантские расходы предполагают совсем иные «доходы».

Очень увлекательное чтение, где преобладают только четко поставленные вопросы и факты, а выводы читатель сделает сам! Нас интересует, естественно, как относится это к вождю «профессиональных революционеров» Владимиру Ильичу Ульянову, который не так уж много времени провел в «Крестах» (а что за революционер без тюремной отсидки?) и в сравнительно уютной сибирской ссылке, но значительную часть сознательной жизни прожил заграницей. Причем из его же писем свидетельствует, что далеко не в самых худших условиях, к тому же с женой, тещей и непременно прислуживавшей им женщиной. У Ленина ведь не было своего «Энгельса», фабриканта, который содержал другого основоположника учения, перевернувшего мир. Разве хватило бы на это материнской пенсии, которой нужно было еще поддерживать и других детей, тоже «пламенных революционеров»?

Кстати, Николай Стариков приводит вот такой документ: Его Сиятельству господину Министру Народного Просвещения бывшего студента Императорского Казанского Университета Владимира Ульянова Прошение В течение двух лет, прошедших по окончании мною курса гимназии, я имел полную возможность убедиться в громадной трудности, если не в невоз/ можности, найти занятия человеку, не получивше/ му специального образования. Ввиду этого я, крайне нуждаясь в каком/либо занятии, которое дало бы мне возможность под/ держивать своим трудом семью, состоящую из престарелой матери и малолетних брата и сест/ ры, имею честь покорнейше просить Ваше Сия/ тельство разрешить мне держать экзамен на кан/ дидата юридичесих наук экстерном при каком/либо высшем учебном заведении. Бывший студент Императорского Казанского Университета Владимир Ульянов г. Самара, октября 28 дня 1889 г. Воскресенская улица, дом Каткова. Есть тут некое криводушие: молодой Ульянов собирался поддерживать «престарелую мать», которая… его и содержала чуть не всю жизнь, если верить официальным версиям? Понятно, что унизительная форма прошения — дань существующим тогда порядкам. Но как не похоже это на человека, решившего жизнь посвятить революции! Однако же прошение удовлетворено. И Владимир Ульянов учится, его неоспоримые блестящие способности позволяют экстерном окончить курс юридического факультета Петербургского университета, получить диплом первой степени, начать работу присяжным поверенным в Самаре, затем и в столице.

То есть, какой ни какой заработок себе он обеспечивает. И пишет работы, которые привлекают внимание не только теоретиков революции, но и… практиков серьезных спецслужб. И начинаются необъяснимые совпадения. Свои мысли о создании партии социал-демократов, которая должна вооруженным путем сместить власть в империи, он высказал в работе «Кто такие «друзья народа»… за три месяца до внезапной смерти императора Александра III. Смерти в цветущем возрасте от подозрительно часто диагностируемой в судьбах неугодных некой державе правителей России болезни: «почечных колик». А через два месяца после этой смерти появилась первая ленинская листовка и обращение к забастовавшим рабочим Семянниковского завода в Петербурге. Началась практика, он перестал бояться быть арестованным. Ему столько раз отказывали в просьбах выехать за границу, и вдруг — пожалуйста. В мае 1895 года он едет к эмигрантам-эсдекам Плеханову и Аксельроду, словно кем-то хорошо подготовленным к появлению молодого, почти никому неизвестного, но подающего большие надежды человека.

И в начале сентября того же года он возвращается, вооруженным удивительно полными знаниями конспиративной работы, которые позволяют ему в кратчайший срок объединить разрозненные кружки в зародыш партии. И уже не надо было писать листовки от руки мизерными тиражами — он привез деньги на типографию. «Откуда дровишки?» Можно оспаривать догадку Н. Старикова, что некто не просто выделил перспективного врага могущественной империи, но и предоставил выбор: возможность стать величиной в революционном движении, или прозябать всю жизнь второсортным адвокатом. Но как не задуматься: откуда брались немалые суммы на практически одновременное создание как партии социал-революционеров, так и социал-демократов, еще раньше Бунда? Конечно, в случае возвращения Ленина в 1917 году через территорию Германии вырисовывается другой след. Однако, может, такой и нужен, чтобы отвлечь внимание от подлинных виновников гибели могущественной империи (а затем и двух других европейских)? «Опломбированный вагон» Ленину поминали всю жизнь и поминают доныне…

Но ведь как политик он всего лишь умело пользовался любыми средствами, да и предвидел временность гигантских уступок кайзеру и неизбежность революции в самой Германии. Даже святое для марксистов понятие «интернационализм» использовал он для подавления противостоящих ему сил, в том числе сугубо национальных (а какими иными могли быть восстания моряков в Кронштадте, многочисленные крестьянские восстания по всей России в 20-х годах?). Кто теперь решится оспаривать зловещую роль латышских стрелков, китайских добровольцев и т.п. не только в охране советского правительства в первые же дни его существования, но и затем во многих эпизодах гражданской войны? Ленин — гениальный политик, и мог мгновенно менять на время политические установки и лозунги. Снимал лозунг «Вся власть Советам!», пока большинство в них было не у большевиков.

Безжалостно решил участь Учредительного собрания, когда убедился, что результаты выборов дали подавляющий перевес не большевикам, а партии эсеров. Круто повернул руль державного корабля от политики «военного коммунизма» к НЭПу. Теоретически доказывал неизбежность «отмирания» государства, но практически создал государство нового типа, где власть принадлежала «диктатуре пролетариата» (который представлял тогда ничтожное меньшинство в стране), а по сути — диктатуре им же созданной партии, подавившей все остальные партии и выродившейся в партократию… Мне думается, что П. Флоренский, характеризуя носителей имени «Владимир», прямо имел в виду Владимира Ильича Ленина, когда писал: «Владимир обладает умом раскидистым и занятым обширными замыслами. Узкие и специальные темы — не его удел. Его влечет все общее, и притом не отвлеченно-теоретическое, а влекущее практические последствия, открывающие широкие организационные перспективы, говорящие жизни нечто небывалое и ошеломляющее широтою размаха. Отсутствие четкости таких построений, а следовательно и режущих углов, делает их более или менее приемлемыми; они эластичны и в их широте может уместиться разное, не испытывая крайней необходимости отмежевываться от всего прочего и соотноситься с ним.

Получается мир, но ложный, самообольщение якобы упроченным благополучием. Получается впечатление мощно-преодоленного хаоса, могучего ума, царящего над пестрой и доселе нестройной действительностью. Но это господство единства над множественностью есть самообман и обольщение: разум Владимира ничего не преодолел, ничего на самом деле не охватил, вовсе не поднялся над этой пестротою. Он пассивно объял груды фактического сырья, не дав себе труда изучить собственное строение действительности, и контур его обведения есть случайная в отношении материала, простая сама по себе комбинация линий. Никакой внутренней связи с материалом она не имеет и к пассивным данным его объема прибавляет лишь свой произвол, поскольку он наличной действительности не противоречит. И поэтому, как только этот материал, живой в своем жизненном движении выходит за очерченные границы, приходится делать новый обвод его, позабыв о старом.

Так на самом деле. Но Владимир, проникаясь сырьем переживаний и влачимый стихиями мира, мало сознает свою пассивность и думает видеть в своих схемах, на самом деле на живую руку сварганенных, высоко-рациональные идеальные формы и нормы действительности, пока достаточно резким толчком эта последняя не даст ему почувствовать себя. Этот толчок Владимир получает не раньше, чем начнет проходить его жизненный хмель, и только незадолго до смертного одра мир вдруг начинает восприниматься Владимиром трезво. Это обращение, предсмертный поворот просветляет Владимира; молодец при жизни, он уходит, оборвав отношения на чистом звуке, благоговейной жалости к себе, мирно и не оставляя едкого осадка. Раздувшееся великолепие его земного дела успевает, по счастью для него, развалиться еще при жизни и, пережив этот развал, он избегает после смерти сурового суда за обольщения, просто хорошим человеком». Вообще, отношение русских философов к Владимиру Ленину проследить интересно. Многие ли задумывались о том, почему большевизм родился именно в России? Автор многотомного труда «Духовный образ русской цивилизации и судьба России» И.В. Можайскова даже один из разделов так и назвала «Религиозно-мессианские корни большевизма».

Она приводит три довода в пользу такой постановки вопроса: «Во-первых, наличие религиозных мотивов в недогматическом марксизме, в частности, у самого Маркса; во-вторых, уяснение сущности большевизма как типично русского течения, хотя оформленного марксистской идеологией, но своими корнями уходящего в русскую духовную стихию, включая трактовку фигуры В.И. Ленина как ее выразителя; в-третьих, причины гонения на Русскую православную церковь и мощную атеистическую пропаганду в первые годы советской власти». Действительно, в работах раннего Маркса социалистический идеал трактуется не в духе реализации классовых интересов пролетариата, а в плане осуществления извечно присущих людям нравственных принципов. Целью этого учения было освобождение людей от индивидуализма, вещизма, от жадности, присущей западной цивилизации. Наверное, Маркс ужаснулся бы, узнав, что после 70-летнего социалистического эксперимента в России вновь насаждаются эти «ценности» рыночного развития экономики… Для Маркса, как он сам говорил, коммунизм был не конечной целью, а лишь определенной ступенью исторического развития общества, призванного освободить людей от тех социально-экономических и политических условий, при которых они теряют человеческий облик и становятся рабами вещей, машин и собственной алчности.

Наверное, трудно спорить с тем, что первоначальные постулаты марксизма вытекали из христианства, как и с тем, что на русской почве марксизм породил псевдорелигию — большевизм. О религиозных корнях марксизма, а затем и большевизма писали русские философы И. Ильин, Г. Федотов, Н. Лосский, особенно же глубоко эту проблему рассмотрел Н. Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма», говоря о том, что «большевистский миф» привлек народ соединением традиционного русского мессианизма с новым социальным мессианизмом марксистского учения. А Ленин сыграл в этом огромную и противоречивую роль. Он был представителем образованной, дворянской части российского общества, интеллигенции, корни которой прослеживал сам от декабристов, которые «разбудили Герцена». Либеральная интеллигенция не хотела участвовать в реформаторской деятельности, отстранившись от практической работы. Ее увлечение социализмом М.И. Туган-Барановский, например, связывал с особым менталитетом этого социального слоя в России. Будучи оторванной от своей исторической почвы, она закономерно шла к такому «рационалистическому» выбору. Социализм представлялся ей «космополитическим, сверхнациональным и сверхисторическим идеалом».

А вот идеалом мощного национального государства либеральная интеллигенция была не способна воодушевляться по определению. Одна из ветвей русской интеллигенции стала полностью отрицать революционный путь в развитии России; другая, наоборот, еще больше утвердилась в борьбе с этим государством. В первой ветви возникло скептическое отношение к позитивистским моделям, к вере в прогресс, возросло влияние идей Достоевского, повышенное внимание к духовным и эстетическим проблемам. Вторая, радикальная ветвь русской интеллигенции, связанная с большевизмом, увлекалась высказанными в работе Ленина «Что делать?» идеями о профессиональных революционерах, способных «перевернуть» Россию. Ленин как бы соединил в себе две политические традиции, непримиримо боровшиеся в XIX веке: революционно-интеллигентскую и имперскую.

Русские философы Н. Бердяев, Г. Федотов, Д. Андреев сравнивают реформы Петра и реформы Ленина, подчеркивая их русский тип при западнических или интернациональных устремлениях. «Петр был виновником унижения русской Церкви, — писал Бердяев, — Церковная реформа Петра была вызвана необходимостью, но она была произведена насильнически, не щадя религиозные чувства народа… Можно было бы сделать сравнение между Петром и Лениным, между переворотом петровским и переворотом большевистским. Та же грубость, насилие, навязанносгь народу известных принципов, та же прерывность органического развития, отрицание традиции, тот же этатизм». Интересен взгляд Бердяева на то, кто больше сделал для народа — Ленин или реформы Петра: «Большевистская революция путем страшных насилий освободила народные силы, призвала их к исторической активности, в этом ее значение.

Переворот же Петра, усилив русское государство, толкнув Россию на путь западного и мирового просвещения, усилил раскол между народом и верхним культурным и правящим слоем… Влияние Запада первоначально ударило по народу и укрепило привилегированное барство». Ленин же «приспособил» марксизм для политической борьбы против самодержавия в крестьянской России с ее бунтарскими началами, с особым понятием воли, справедливости, заложенным в глубинах народного духа. Недаром Ленина в западной социологии называли «Пугачевым с университетским образованием». Мессианские начала марксизма как социальной религии Ленин превращал в общедоступные лозунги «мир — народам», «земля — крестьянам», «фабрики — рабочим», развивая тем самым духовную энергию масс в борьбе за правду, справедливость. Он опирался на творческое меньшинство радикально настроенной русской интеллигенции, готовое к самоотверженному служению народу во имя будущего. Опирался и на российский пролетариат, не разорвавший еще кровных связей с деревней, но более-менее организованный из-за особенностей развития капитализма в России, с высоким уровнем концентрации производства на крупных государственных предприятиях.

Впрочем, этого пролетариата оставалось чуть более миллиона после Гражданской войны, гибели в продотрядах или после «чисток», так как значительная часть «сознательных рабочих» была троцкистами-интернационалистами. Но именем «диктатуры пролетариата» пользовалась действенная организационная форма, представленная большевистской частью РСДРП, с ее жесткой дисциплиной, иерархической субординацией, подвижническим служением идеям (без рассуждения), идеологическими установками «ордена» при отсутствии моральных норм в выборе средств для осуществления своих целей. Ленин уже в 1921–1922 годах отказался от утопических планов мировой революции, от быстрого «введения» социализма в России. «Ни советское государственное строительство, ни НЭП, ни кооперация, ни культурничество и реабилитация «малых дел», ни отношение советской власти к «спецам», ни развитие отношений России с Западом не могут быть верно осмыслены вне контекста векового спора между славянофильством и западничеством, вне контекста русской идеи», подчеркивают исследователи, считая, что в его статье «О нашей революции» (по поводу записок Н.Суханова) он предпринял попытку объединить почвенничество и западничество.

Бердяев отмечал, что в личности Ленина соединилась социальная революционность с духовной реакционностью. А вот как характеризовал Ленина другой наш современник Д. Андреев: «Он упорно веровал в доктрину и работал не во имя свое, а во имя идеала. Он по-своему любил народ и человечество, хотя и обобщенно-абстрактной, мечтательно-головной любовью. Он желал им блага, как сам это благо понимал, и если прибегал к весьма крутым мерам, умея проявлять даже неумолимость, то это диктовалось не мстительностью, не бесчеловечностью, а уверенностью в том, что такова печальная революционная необходимость. Пролитие крови или причинение страдания само по себе не доставляло ему никакого наслаждения… Первому вождю нередко бывали доступны общечеловеческие чувства жалости, сочувствия, справедливости. Слишком искренне впитал он в себя демократические идеалы предыдущих поколений; он был слишком интеллигентен для того, чтобы его удалось превратить в тирана… Ленин был интернационалистом не на словах, а на деле. Он во многом был осуществителем темной миссии, но он глубоко верил в то, что его деятельность направлена на благо человечества».

Куда более черными красками рисуют образ Владимира Ильича В.Солоухин, Д. Волкогонов… Многие исследователи сходятся вот в чем: Ленин, убежденный в национально-своеобразном характере русской революции, сосредоточивался на главной теме — захвата власти и сплочения сил для ее удержания. Он использовал любые средства для достижения этой цели, воспользовавшись и бессилием либерально-демократической власти перед взбунтовавшейся массой народа, и историческим расколом между народом и культурной элитой, и недоверием народа к интеллигенции, и недовольством крестьян. Добром было для него все, что служит революции, злом — все, что ей мешает. Он легко перехватил эсеровский лозунг передать всю землю крестьянам. Он использовал нежелание солдат воевать и провозгласил мир. Он учитывал русские традиции самодержавного управления сверху и при всех разглагольствованиях о демократии провозгласил диктатуру, более схожую с царизмом… Учитывал и свойства русской души, отторгающей мир «голого чистогана», ее глубокую религиозность и максимализм в искании правды-истины и царства Божьего на земле, ее способность к жертвам и веру в особые пути России. Но исключительная одержимость одной идеей привела его к страшному сужению сознания, нравственному перерождению, допущению совершенно безнравственных средств борьбы. Гениальный политик, он соединял в себе предельный максимализм революционной идеи, тоталитарного революционного миросозерцания с гибкостью и оппортунизмом в средствах борьбы и практической политике.

Диктатуру «сознательного революционного меньшинства», которое призвано господствовать над общественным процессом, надо было подкреплять обосновывающим ее учением. Таким, которое охватывало бы не только политику и экономику, но и познание материи, диалектику, мысль, сознание, культуру. Империя-то держалась единством религиозных верований народа. Нужна была новая единая вера для народных масс — понятная, выраженная в элементарных символах. И Ленин сделал первые шаги в создании единой идеологической системы: закрыл все газеты и журналы оппозиции, выслал из страны наиболее влиятельных представителей философско-религиозной мысли, призвал к репрессиям против православного духовенства и верующих. Ленинизм сам претендовал на монополию в организации духовной жизни человека, сам становился, по сути, религией, идущей на смену христианству, претендуя дать смысл жизни… Отношения советской власти и Церкви складывались так, что можно говорить о гонении именно на православную Церковь. Именно контролируемое воображение было использовано большевиками для создания советской государственности. Приход народных масс, сбросивших с себя все оковы, к господству грозил хаосом, распадом страны, но «народные массы были дисциплинированы и организованы в стихии русской революции через коммунистическую идею, через коммунистическую символику, — писал Бердяев. — В этом бесспорная заслуга коммунизма перед русским государством. России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиняться».

И когда в России появился «Пугачев с университетским образованием», революция, вдохновленная Лениным, уже не была «русским бунтом, бессмысленным и беспощадным», а открыла новую страницу мировой истории. Французский социолог 20-х годов Берт писал: «Россия в том виде, в каком ее пытались преобразовать большевики, являет собой тип цивилизации, который не только с материальной и индустриальной, но и с моральной и духовной точки зрения создает для современного мира подлинно живой источник обновления». Он считал, что в противоположность русским интеллектуалам Ленин смог придать марксизму поистине мистический дух: «Конфликт между аполлоновским и дионисийским… смог найти свое историческое осуществление в Советской России, которая является мостом между Западом и Востоком и в которой Ленин — этот духовный сын Маркса — развязал революцию, способную полностью пробудить западный пролетариат и вызвать бунт Азии против плутократии».

И ведь пробудил, вызвал! Капитализм поневоле стал уделять гораздо больше внимания вопросам социальным, гарантии определенных прав трудящихся масс. Только с учетом религиозных аспектов большевизма смог ленинизм, переродившийся позднее в сталинизм, завладеть умами миллионов людей, готовых принести разум и свою жизнь в жертву принципу «мое социалистическое отечество — превыше всего». По сути, именно Сталин для создания новой псевдорелигии — коммунистической идеологии использовал атрибуты, которые характеризовали любую религию: авторитет личности (пророка), священные писания, деяния апостолов. Создание авторитета было начато Сталиным с речи на похоронах Ленина, затем в самых важных случаях он апеллировал к Ленину как безусловному авторитету. Ю. Бондарев, например, весьма обоснованно считает, что «марксизм-ленинизм является делом рук, точнее — головы, Сталина. Не Ленин, а именно его последователь является настоящим основателем этого учения. Более того, при Сталине и благодаря ему миф о Ленине-теоретике пережил Ильича на десятки лет.

Если же говорить о системе пропаганды, доведении марксизма-ленинизма до широких масс, создании культов Ленина и Сталина, то роли их несопоставимы. По сути, Ленин так до конца и не понял, что в такой социальной системе, которую он хотел создать, без культа вождей не обойтись». «Священным писанием» марксизма-ленинизма видятся четыре раздела: история партии, диалектический и исторический материализм и политэкономия (капитализма, империализма и социализма). И все они строились на очень умелом и доходчивом изложении некоторых положений Ленина, Маркса, Энгельса, на подборе цитат, которые создавали ощущение целостной доктрины. В качестве апостола новой веры Сталин формирует свой собственный образ как верного ленинца, защитника учения и народа. Однако первой и основной его задачей было постепенное устранение своих политических противников и создание для широких масс символа истинного борца за народное дело. Сталин был не только апостолом новой веры, но создателем новой государственности идеократической, даже можно сказать, теократической направленности. Ядром государства стала партия большевиков, которую создал и привел к власти Ленин, основные принципы ее организации, основанные на жесткой централизации и дисциплине, были сохранены.

Впрочем, советский период и особенно сталинизм многие современные историки считают порождением интриг большевистской элиты, а не сложным и противоречивым процессом развития российской государственности. По аналогии с ранее существовавшими типами государства эту сталинскую структуру относят к тоталитарным системам, именуя админястративно-командной системой, государственным капитализмом, даже фашизмом и т.д. Но сейчас появились работы, в которых делается попытка более глубокого изучения этой государственной структуры (В. Кожинов и другие). Сложность ее анализа состоит в том, что формально провозглашенный строй и фактически сложившаяся структура резко отличались друг от друга.

Мешало и то, что эта развивавшаяся структура (во многом впитавшая в себя черты исторического прошлого) отечественными и западными «советоведами» привязывалась к догматическим текстам марксизма-ленинизма. Между тем она формировалась особым путем и содержала в себе не только пороки, но и позитивные контуры будущей государственности. Конституция 1936 г. была прогрессивной, но она была вписана в тоталитарную систему, и потому ее положения во многом оставались декларативными. Было создано государство, которое имело в себе ряд новых черт, которые содержали в себе трансформированные формы бывшей российской государственности, соединенные «творческой» трактовкой марксистско-ленинских догматов. О новой псевдорелигии как идеологической основе государственности, придававшей ей теократический характер, уже говорилось выше.

«Пало старое священное русское царство, — писал Бердяев, — новое, тоже священное царство, обратная теократия. Произошло удивительное превращение. Марксизм столь не русского происхождения и не русского характера приобретает русский стиль, стиль восточный, почти приближающийся к славянофильству, даже старая славянофильская мечта о перенесении столицы из Петербурга в Москву, в Кремль осуществлена красными коммунистами».

Далеко не в духе ортодоксального марксизма Ленин фактически утвердил примат политики над экономикой, вождизм нового типа с наделением вождя диктаторской властью, а также централизм управления. Сталин превратил партию не только в единый всесоюзный «аппарат управления», но и особое сословие (номенкпатуру), которое выполняло одновременно и управленческие, и идеологические функции, контролируя все стороны жизни общества. Сталин ввел и тотальный контроль за кадровыми перемещениями советского «служилого дворянства» (номенклатуры) во всех отраслях, а также и сферах социальной иерархии. Конечно, никакой «диктатуры пролетариата» не было в неограниченной власти партии и ее вождей. Тем не менее, при формировании властных структур предпочтение отдавалось выходцам из рабочих и беднейших семей крестьян. Все генсеки после Сталина были именно из этих слоев. Опираясь на такой подход, Сталин произвел «генеральную» чистку партии и уничтожил всю «ленинскую гвардию». Та небольшая группа революционной интеллигенции, последователей Ленина, которая из беспочвенных мечтателей превратилась во властвующий слой советского государства, быстро ушла с исторической арены. Мышление и образ действий ее оставались чуждыми и подозрительными для широких масс.

В этом, вероятно, таится одна из главных причин сравнительно легкой победы Сталина над подавляющим большинством ленинских соратников. Сталин ввел и строгую субординацию в системе «разделения властей». В СССР существовали четыре властные структуры: партийные органы, административнохозяйственные, советские и формально общественные структуры. Ленин говорил о советской власти, однако собственно Советы играли не первую роль в этой системе. Можно считать, что на союзном и республиканском уровнях руководство было за партийными органами и репрессивным аппаратом, а на уровне отраслей и предприятий преобладал хозяйственный аппарат. Индустриализация, коллективизация, культурная революция, формирование плановой системы и становление отраслевой структуры народного хозяйства начались только тогда, когда Сталин сосредоточил всю полноту власти. Крайне важно, что и Ленин, и Сталин всегда ратовали за «собирание» государства, находившегося во время Гражданской войны под угрозой распада. «Большевизм — за сильное, централизованное государство. Произошло соединение воли к социальной правде с волей к государственному могуществу, и вторая воля оказалась сильнее. Большевизм вошел в русскую жизнь как в высшей степени милитаризованная сила… И они создали полицейское государство, по способам управления очень похожее на старое Русское государство», — писал Бердяев. Кстати, он при всем своем негативном отношении к советской власти признавал ее единственной реальной силой, обеспечивающей защиту России от грозящих ей внешних опасностей. Каким был бы Советский Союз, если Владимир Ильич еще лет десять руководил бы страной?

Может, партия приняла бы социал-демократический характер и страна развивалась по образцам «скандинавского социализма». Может, вновь обрел бы прежнюю силу лозунг «Вся власть Советам!» Именно Советам, как представителям широчайших масс населения, а не диктату правящей партии… Может, не было бы «раскрестьянивания» страны в таких масштабах, как при ускоренной коллективизации сельского хозяйства, и приоритет отдан был бы разумным методам последовательного кооперирования его. Не случайно же Владимир Ильич в последних своих работах отдал такое внимание проблемам кооперации. Но… что гадать. История не признает сослагательного наклонения. И безжалостная борьба с церковью была прекращена в ходе Великой Отечественной войны, потому что Сталин и партия увидели в религиозной вере могучий источник воинского духа. Правда, был еще один всплеск гонений на церковь при Никите Хрущеве, надеемся, последний в истории.

И возврат к частной собственности оказался неизбежным, правда, не в разумных пределах, как в большинстве развитых стран, где государство не утрачивает своей организующей и направляющей роли. Но, как бы то ни было, железная воля Ленина воплотилась, при всех издержках, в социальный эксперимент небывалого масштаба, пробудила к активному действию громадную энергию широчайших масс, так или иначе дала яркий пример многим народам планеты. И развитый капитализм (теперь это постиндустриальное общество) поневоле вынужден был грамотно решать социальные вопросы. Тем более приходится считаться с ними в нашем «недоразвитом капитализме», где неискоренима память о социальных достижениях Советского Союза, пусть их и называют изощренные противники «равенством в бедности».

Владимир Ильич Ульянов-Ленин прожил не очень долгую (всего 54 года), но яркую, насыщенную борьбой и трудом жизнь. Пусть снесены тысячи памятников ему так же быстро, как и были воздвигнуты по всей стране. Но память о нем не изгладится, пока существует человечество. Даже если помнить его будут всего лишь как гениального политика.

Воловик А.М. Личность на фоне эпохи. Том II. От Владимира до Владимира… /А.М. Воловик — М.: Издательский дом «АЛВО», 2012. —