В отличие от меня, Федор был в лучшем расположении духа, на его тороках болтался чирок, а в руках трепыхался крупный зеленоголовый крыжень. Успех утренней зорьки в основном предопределяло то, кто первым пройдет по потяге.
Вот и сегодня ни свет ни заря Федор оказался первым, наши пути пересеклись в том месте, где речушка резко уходила пологим берегом в сторону возвышающегося на угорчике чахлого сосняка. Федор взглянул на часы и сказал:
— До десяти — лета не жди, пора чай пить… — потом растянул крыло, выдернул из крыла еще живого крыжня маховое перо. Птица в его руках дернулась. Я смотрел, не понимая, что он задумал.
— Дедовский метод, проверенный, — насупился Федор, встромил в шею подранка крыжня острый наконечник пера и бросил зеленоголового в пожухлую, слегка свалявшуюся траву:
—Теперь не улетит. — И тут же стал доставать из выгоревшего на солнце солдатского рюкзака выпивку и закуску. В день удачной охоты Федор считал не грех пригубить вишневой настойки «на крови»:— Так это ж своя, не паленка, какой с нее вред?
Федор уже немолод, но не улеглась на дно его души охотничья страсть, молодым фору даст. С раннего утра до темна пропадает он на болотах. Денег не хватает, дочка развелась, подрастает внук. Не ахти какой, но с охоты есть добавок к столу. На его лице, как дань охотничьему братству, жидкая бороденка, какие носят восточные люди, уже седая, и Федор напоминает мне монгола из какого-то сериала.
Над нами проносятся несколько куликов, Федор поворачивает голову в сторону камыша. Вдруг раздается шум, оборачиваюсь и вижу: хлобыща крыльями, поднимается свечкой крыжень, вот он уже почти набрал высоту, готовый сменить траекторию полета.
— Фу ты ч-е-р-т! — встревожено и в то же время растерянно кричит Федор. Он вскакивает, оглядывается, ища ружье, наконец, вскидывает его и, не целясь, нажимает на курки. Вместо выстрелов слышатся щелчки бойков. Мы стоим и, разинув рты, провожаем устремившегося в синь неба крыжня — Федор жалостным, а я восхищенным взглядом. Один раз крыжень во всю мощь своего горла жвякнул, что на птичьем языке, видимо, означало: «Будь здоров, Федор!»
Дикая утка улетала с торчавшим у основания головы маховым пером. Я смотрел и думал: «Вот… летит не простой крыжень, а утиный царь, которого «короновал» Федор за неимоверную тягу и любовь к жизни».
